Честь Воина [CИ] - Вита Алая

Клед поймал себя на мысли, что не хочет называть возлюбленную именем, данном ей причинившими столько страданий похитителями, а продолжать называть вымышленным, к которому он привык, глупо, и подумал, что самым подходящим было бы настоящее, которым она вчера с ним поделилась:

— Можно я буду звать тебя Алриной? — спросил он.

Девушка немного смутилась, заколебалась. Он пояснил свой выбор. Её лицо озарилось пониманием и она согласилась, добавив:

— Тогда и я буду звать тебя по-настоящему, Кларедом.

Тут уже он сам обнаружил в себе неожиданное сопротивление. Сила привычки? Возможно, немного. Хотя, пожалуй, основная причина была в том, что он вечно скрывал своё происхождение по массе причин. Но сейчас не было нужды прятать ничего! Это настолько освобождало… Он согласился, ласково гладя её по щеке.

Алрина не могла налюбоваться на возлюбленного. Прежде так часто похожее на статую лицо Клареда полностью преобразилось, ожив и смягчившись. Он сиял, как лик Творца… нет, ярче!…и был так прекрасен, что она порой дышать забывала.

Она каждым фибром своего существа чувствовала любимого мужчину, к которому прильнула всем телом: не только прикосновение к коже, но и некое тонкое ощущение, похожее на греющий солнечный мёд, пропитавший её сейчас насквозь. Его токи. У каждого человека был какой-то свой «аромат», но никогда раньше Алрина не ощущала его так чётко, даже с прежними своими любовниками. Сейчас же она упивалась этим живительным теплом, в лучах которого отогревалась, кажется, сама её душа, замёрзшая и покрывшаяся льдом за годы, проведённые во враждебной обстановке.

Но токи молодой пары не желали стоять на месте: соединяясь и сплетаясь, они входили в резонанс и усиливались, разгорались божественным огнём и вновь разжигали желание в телах, хотя, казалось бы, прошло не больше пары часов с тех пор, как отполыхал первый пожар.

Алрина ощутила, как под ней заворочался, зажил своей жизнью «жезл Кернуна» Клареда. Притихла, стесняясь вспыхнувшей вдруг и в ней ответной жадности, но он вновь прильнул к её губам своими раскалёнными пересохшими, теперь столь же требовательными, как совсем недавно нежными, и всё стеснение вылетело в каминный дымоход.

Она отпустила себя и самозабвенно отдалась страсти, которой в ней накопилось, как оказалось, неожиданно много. Осыпала поцелуями лицо любимого, подразнила горячим язычком и дыханием ушки, облобызала грудь — вспоминая, все чувствительные места, которые находила в прежних мужчинах, и стремясь найти новые. Так, соски оказались очень чувствительными не у неё одной! И живот, и рёбра, и ладони…

Клареду казалось, что в голове у него поёт своими нежными голосками сразу тысяча зарянок. Этот хор ширился по мере того, как возлюбленная осыпала его ласками, и словно бы каждая из них была крошечной птичкой, тянувшей его своими махонькими крылышками вверх. В конце концов всё в нём взвилось, словно стремглав в поднебесье, он сел, скрестив ноги, нанизал неистовствовавшую Алрину на свою жаждущую плоть, занял её губы своими в крепком поцелуе и прижал к себе, мешая двигаться. Потому что хотел растянуть это восхитительное единение с ней, сдержать рвавшуюся с гор лавину. И она замерла, словно прочла его намерения, лишь погружаясь всё глубже в поцелуй.

Время замерло. И ему вдруг почудилось, что они находятся совсем в другом месте, да и сами другие — тонкие, высокие, гибкие, в каких-то шёлковых одеждах. Да и половые органы странно отличаются, находясь не между ног, а на передней части таза. И только чувство блаженного слияния ровно то же самое. Хотя нет, оно дополнено какой-то неземной музыкой, слышимой даже не ушами… В голове всплыло непривычное словосочетание «музыка сфер», а вслед за ним и странное слово «Айланна» — недостающая часть души.

При этом слове в сердце у него словно распустилось что-то совершенно раньше незнакомое и как будто даже не совсем земное. И в тот же момент у его возлюбленной что-то задрожало и раскрылось на донышке лона, впуская его ещё глубже в какую-то совсем уж горячую первородную тьму — уютную, как утроба матери…

У Алрины же в голове стоял сияющий счастливым безумием туман. Границы восприятия себя, как отдельного тела, растворились, и ей даже не показалось странным, что она чудится себе гибкой, словно без костей, юной и прекрасной, в шёлковых одеждах, а возлюбленный кажется таким же и даже в десять раз красивее. Она чувствовала вкус его солнечной энергии (вот как называются «токи»!) на губах, на языке, во всём своём теле, купалась в ней и растекалась ответной, не в силах сдержаться, как требовал от неё долг (какой?), ибо в самой сердцевине живота сама собой навстречу его каким-то образом удлинившемуся естеству открылась сокровенная «потайная дверца», и на ум пришло крамольное словосочетание «истинное партнёрство», считавшееся лишь легендой! И странное слово «Айланн» — недостающая часть души.

Слияние стало сладким до невыносимости, и тела начали подрагивать без участия воли, сами по себе. Руки Клареда прижимали её к себе всё крепче, а губы лобызали всё сильнее, и Алрина тоже отчаянно стремилась удержать мгновение, впившись пальцами в его спину и затылок, но даже той дрожи, что сотрясала их, оказалось достаточно, чтобы через пару минут оба одновременно взорвались экстазом, от которого все видения выскочили из головы — их словно разнесло на всю Вселенную и звёзды весело подмигивали под боками, над руками и в волосах, заливая всё мироздание радостным смехом богов…

* * *

Спустя миг или век оба спустились с небес на землю и очнулись, снова лёжа на своём импровизированном ложе в обнимку. В головах и телах была такая лёгкость, словно они заново родились. И в то же время блаженная истома, от которой не хотелось шевелиться, хоть Алрине и было слишком жарко лежать на этой «печке».

Немного погодя она всё же скатилась на бок. Кларед приласкал её щёку и поднял голову, чтобы заглянуть в глаза. В его взгляде нестерпимо светилось что-то, явно просившееся на язык.

— Я… Ты… — попытался сказать он, но в конце концов, так и не найдя правильных слов, просто прижал её снова к себе.

Да и к чему слова, и так всё ясно — вот оно, на кончиках пальцев и в других ощущениях! Они словно стали единым целым, и это было намного больше того, что представлялось за словом «любовь», так что у Алрины тоже, пожалуй, не повернулся бы язык произнести это слово — их чувство казалось неизмеримо больше и глубже.

— Мы, — прошептала она ему в грудь.

И он радостно засмеялся в ответ, наконец отпустив её.

Лежать у него на